Политика советского государства в отношении религии и Церкви была определена еще задолго до Октябрьской революции. Она была изложена в программных документах большевистской партии уже в самом начале ее образования. И главную роль сыграли здесь лидеры партии, в первую очередь Ленин и его ближайшее окружение. (В основу этой статьи и последующих положены материалы из книг А. Медельцова «Вожди и их соратники» 1-6 т. Минск. 2017-2021)
Что касается сподвижников Ленина, они в подавляющем большинстве в молодости, пока не стали на путь революционной борьбы, были верующими — православными, католиками, иудеями. Потом же, под влиянием марксистских и ленинских идей, отреклись от веры и стали атеистами. Правда, знакомясь с биографиями видных большевистских деятелей, можно заметить, что далеко не все они были такими воинствующими атеистами, как тот же Ленин. А ряд из них в свое время даже учились в духовных семинариях. К примеру, Сталин окончил духовное училище и четыре курса духовной семинарии в Тифлисе. В этой же семинарии учились известные грузинские революционеры- большевики, соратники Сталина: Миха Цхакая, И.И. Рамишвили, Александр Цулукидзе, Ф.И. Махарадзе (впоследствии глава правительства Грузинской ССР), Ладо Кецховели. Нерсесянскую армянскую духовную семинарию окончил Анастас Иванович Микоян (бывший Председатель Верховного Совета СССР). Происходил из семьи священника и учился в Черниговской духовной семинарии Н.И. Подвойский. Духовное образование получил и ряд других деятелей партии и советского государства.
А что же Владимир Ильич? Он тоже, как и практически все, проживавшие в Российской империи, был крещен, но верующим никогда не был, хотя верующими были его родители. Сестра Ленина Анна Ильинична Ульянова-Елизарова писала: «Отец наш был искренне и глубоко верующим человеком. Дети видели искренне убежденного человека, за которым шли, пока были малы. Он оставался верующим до конца жизни» Мать, Мария Александровна «не была богомольна и одинаково мало посещала как русскую церковь, так и немецкую. В воспитании ее активное участие принимала тётушка- лютеранка Е.И. фон Эссен. Возможно, этот фактор повлиял на то, что она мало посещала церковь. Однако это не говорит, что она не была верующей. В тяжелые моменты жизни она уповала на Бога» (Ленинский сборник m.XXI. с. 116-117).
Так почему же в верующей семье дети стали атеистами. Главное, конечно, состоит в том, что, совершенно не интересуясь православной литературой, они, в первую очередь сыновья — Александр и Владимир — очень рано заинтересовались демократической литературой. Книги Писарева, Чернышевского, Герцена, Белинского были настольными для будущих революционеров.
Да и система преподавания и обучения учащихся в Симбирской гимназии во многом этому способствовала. Александр Ульянов четыре года проучился в гимназии в период директорства И.В. Вишневского. Один из жителей Симбирска вспоминал: «Религиозный до фанатизма, Вишневский и в воспитанниках старался насаждать религиозность. Ученики — те по праздникам обязательно должны были являться в гимназическую церковь к обедне, после которой расходились по классам для проверки. Пропустившие обедню без уважительной причины подвергались различным взысканиям, вплоть до убавки балла в поведении. Понятно, что такие меры насаждения религиозности приводили к совершенно противоположным результатам. В силу присущей человеческой натуре протеста против стеснений, в особенности бессмысленных, гимназисты всеми мерами избегали бывать в церкви» ( Волжские вести. Симбирск. 1910 г. 1 апр. Цит. По В. Перфшов. Жизнь Владимира Ильича Ленина. Вопросы и ответы. М.2003) Несоверщенство системы религиозного воспитания признавали и власти. Так, в докладе обер-прокурору Святейшего Синода К.П. Победоносцеву чиновник министерства просвещения А. И. Гордиевский писал, что преподавание Закона Божьего «заключающееся в разучивании кратких, более или менее сухих и трудных учебников, столь же мало располагает и подготовляет к дальнейшему самообразованию в религиозном и церковном направлении. И что еще прискорбнее, столь же мало влияет на весь умственный и нравственный склад выучивших все учебники юношей» (цит. по Трофимов Ж. А.Гимназист Владимир Ульянов. 1980. С. 103)
В таких условиях и под влиянием вольнодумной, а по существу атеистической литературы, Александр и Владимир Ульяновы порвали с религией. Первым это сделал Александр, будучи гимназистом старших классов. Хотя, надо отметить, что перед тем, как взойти на эшафот 8 мая 1887 года, в отличие от выведенного на казнь вместе с ним П.Я. Шевырева, не отказался приложиться к кресту.
Еще при жизни отца порвал с церковью Владимир. Окончательному разрыву способствовало событие, о котором со слов Ленина рассказала Н.К. Крупская. У отца, сидел один из педагогов, с которым он говорил о том, что дети плохо посещают церковь. На эти слова гость ответил: «Сечь, сечь их надо». Услышав, «возмущенный Владимир Ильич решил окончательно порвать с религией; выбежав во двор, он сорвал с шеи крест, который носил еще, и бросил его на землю» (Крупская Н.К. О Ленине. М.1979 с. 34). Много позднее В.И. Ленин, заполняя анкету для Всероссийской переписи членов РКП(б) на вопрос: «Если вы неверующий, то с какого возраста?» — ответил: «С 16 лет».
Илья Николаевич с сожалением наблюдал, как старшие сыновья отходят от церкви. И тем не менее, как писала Анна Ильинична, «когда у них складывались свои убеждения, они просто и спокойно заявляли, что не пойдут в церковь...и никакому давлению не подвергались. Отец считал, что вера в Бога не воспитывается принудительно» (Ульянова- Елизарова А. И. О В.И. Ленине и семье Ульяновых. М. 1988 с. 117)
Прошли годы, Владимир повзрослел и включился в революционную борьбу, за участие в которой был отправлен в ссылку в Сибирь, в село Шушенское. Через несколько месяцев к нему приехала его невеста Надежда Константиновна Крупская. И вот тогда-то, спустя 12 лет, после того,как он порвал с религией Владимиру Ульянову пришлось пойти в церковь. Владимир и Надежда решили вступить в законный брак. Они не хотели оформлять его церковным путем, но последовал приказ полицмейстера: или венчаться, или Крупская должна покинуть Шушенское и следовать в Уфу, по месту, где она продолжила бы отбывать ссылку. «Пришлось проделать эту комедию» — говорила позже Крупская.
10 (22) июля 1898 года в местной церкви священник Иоанн Орестов совершил Таинство венчания. Запись в церковной метрической книге с. Шушенское свидетельствует, что административно-ссыльные православные (!?) В.И. Ульянов и Н.К. Крупская венчались первым браком.
Больше в своей жизни Ленин никогда не общался со священниками и не встречался с ними. Его традиционно устойчивое отношение к духовенству было глубоко враждебным. Правда, было одно исключение. Во время первой русской революции 1905 года он имел довольно близкие отношения с одним священником, имя которого хорошо известно в российской истории, — Георгием Гапоном.
Впервые с ним Ленин встретился в феврале 1905 года. Лидер большевиков вел в Женеве долгие беседы с Гапоном, человеком, который был готов помочь делу подготовки вооруженного восстания в России. Священник оказался энергичным человеком: организовал закупку оружия в Европе и отправку его в Россию, созвал по своей инициативе конференцию российских партий социалистической направленности, выдвинул идею созыва Учредительного собрания. Гапон положительно понравился Ленину своим радикализмом и даже экстремизмом. Ленин снабдил воинствующего священника фальшивым паспортом, чтобы тот мог бывать в России. Однако в марте 1906 года эсеры убили Гапона под Петербургом, выдвинув против него обвинения в провокаторстве (Волкогонов Д.А. Ленин. Политический портрет в 2-х книгах. Кн. 2 1997. С. 205.)
Но это было потом. А пока после отбывания ссылки В.И. Ленин и Н.К. Крупская отправляются в добровольную эмиграцию в Европу, где они пробыли 16 лет, вплоть до апреля 1917 года. Здесь он занимается не только созданием партии и ее организацией, но и пишет многочисленные статьи, брошюры, книги, в которых выражает в том числе свое отношение к религии и Церкви.
Сама мысль о Боге вызывала у Ленина нестерпимое, почти физическое отвращение. И такое же отвращение он испытывает к рассуждениям немецкого философа Гегеля «И когда Гегель в своей работе пишет, что размышления Эпикура — «жалкие мысли», ибо нет в его картине мира места для Бога, для «мудрости творца», Ленин срывается, и на полях конспекта появляется запись: «Бога жалко! Сволоч идеалистическая!» (В Логинов. Неизвестный Ленин. М. «ЭКСМО». 2010. С. 134)
В мае 1909 г. Ленин пишет статью «Об отношении рабочей партии к религии». Вот некоторые выдержки из нее: «Все современные религии и церкви, все и всяческие религиозные организации марксизм рассматривает всегда, как органы буржуазной реакции, служащие защите эксплуатации и одурманению рабочего класса». «Религия является опиумом для народа, видом духовной сивухи, средством для закабаления трудящихся масс».
«В интересах порабощения трудящихся и обеспечения власти эксплуататоров, религия требует от эксплуатируемых покорности и терпения, обещая вместо этого потустороннее блаженство, она переносит вопрос об удовлетворении человеческих потребностей трудящихся «на тот свет». «Того; кто всю жизнь работает и нуждается, религия учит смирению и терпению в земной жизни, утешая надеждой на небесную награду. А тех, кто живет чужим трудом, религия учит благотворительности в земной жизни, предлагая им очень дешевое оправдание для всего их эксплуататорского существования и продавая по сходной цене билеты на небесное благополучие».
«Марксизм есть материализм. В качестве такового, он беспощадно враждебен религии»...«Мы должны бороться с религией...Долой религию, да здравствует атеизм, распространение атеистических взглядов есть главная наша задача».
Подобные опусы вождя пролетарской революции можно приводить бесчисленное количество раз. Но если бы это были бы только личные взгляды Ленина на религию! Он навязал их вначале на своих сторонников по партии, которые впоследствии бездумно и жестоко проводили их в жизнь. Эти взгляды Ленина на религию и Церковь стали как бы теоретическим обоснованием гонениям на Церковь во все последующие годы советской власти.
Для большевиков Православная Церковь оказалась весьма серьезным противником. Только духовенство, белое и черное, в 1917 году насчитывало более 200 тыс. человек...
Одним из первых чудовищных актов большевистского режима стал разгром Московского Кремля. В Москве большевистские заговорщики не сумели захватить власть так же легко, как в Петрограде. Оружие находилось в Арсенале в Кремле, а он надежно охранялся офицерами и юнкерами. Ленинские комиссары, поддерживаемые солдатами, иностранными наемниками и люмпен-пролетарскими слоями населения, готовы были уже бежать из первопрестольной столицы, когда председатель замоскворецкого ревкома П. Штернберг потребовал использовать тяжелую артиллерию. В нескольких точках Москвы были установлены тяжелые и осадные орудия, которые обслуживались артиллерийскими унтер-офицерами австро-венгерской и германской армий, отпущенными большевиками из лагерей военнопленных.
В результате варварского обстрела Кремля серьезные повреждения получили семь кремлевских башен. Главный удар большевики сосредоточили на православных храмах. Тяжелые снаряды повредили практически все кремлевские соборы, более всех пострадал собор Двенадцати Апостолов, где оказались разбиты алтарная и часть боковой стены. Малый Николаевский дворец имел множество пробоин в стенах, снаряд разорвался в домовой церкви Петра и Павла, полностью разрушив один из шедевров русского искусства — иконостас великого русского архитектора М. Казакова.
Сильно пострадал главный храм русского государства Успенский собор. Как рассказывал очевидец злодеяния епископ Нестор, в главный купол собора попал снаряд, разорвавшийся среди его пяти глав, из которых кроме средней повреждена еще одна. В главном куполе образовалась огромная пробоина, по барабану и стенам прошли опасные трещины. Стенопись внутри храма, в куполе была испорчена, паникадила погнуты. Престол и алтарь, гробница святого патриарха Ермогена засыпаны осколками камня, кирпича и стекла. «Такова мрачная картина разрушения и поругания нашего православнорусского благочестия, — писал епископ Нестор. — И еще становится страшнее, когда вы знаете, что эта всероссийская народная святыня прицельно расстреливалась по обдуманному плану. Расстрел всего того происходил в ночь на 3 ноября, когда мир был уже заключен, и большевики господствовали над священным Кремлем» (Нестор, епископ Камчатский. Расстрел Московского Кремля. 1992. С. 18–19. Цит. по О. Платонов. Под властью зверя. М.Алгоритм. 2005. С. 70)
Надругательство над русскими святынями с приходом к власти большевиков происходило во всех русских городах. Разгромы православных храмов отмечаются во многих губернских и уездных городах. Большевистские комиссары сознательно оскверняли церкви, стреляли по иконам.
Первым священнослужителем Русской Православной Церкви, принявшим мученический венец от богоборческой власти большевиков, стал священник Иоанн Кочуров. Он был злодейски убит комиссарами 31 октября 1917 года в Царском Селе. Только в первые недели и месяцы господства антинародного режима умучены до смерти десятки служителей Православной Церкви. Среди них протоиереи Петр Скипетров, Иосиф Смирнов, Павел Дернов, игумен Гервасий, иеромонах Герасим, священники Михаил Чафранов, Павел Кушников, Петр Покрывало, диакон Иоанн Касторский и многие другие.
Киевского митрополита Владимира большевики убили зверским образом рядом с Киево-Печерской Лаврой, чуть ли не на глазах прохожих. Сняли с него белый клобук, шубу, рясу, подрясник, оставили его в нижнем белье и стали наносить ему штыковые раны, а затем расстреливать из ружей и пистолетов. Замучив его до смерти, злодеи ушли, и труп мученика лежал целую ночь. А участники «революционной акции» и не думали скрываться, их видели на одном из киевских базаров, продававших панагию и бриллиантовый крест с белого клобука митрополита (Жевахов Н.Д. Воспоминания т.2.М. 1993.с. 28. Цит. по О. Платонов. Под властью зверя. М. Алгоритм. 2005. С. 71)
20 января 1918 года Ленин подписал «Декрет о свободе совести». Декрет вводил не только свободу вероисповедания, но и, по выражению Ленина, «свободу от религии». Преподавание закона Божьего в школах отменялось, вместо церковного вводился гражданский брак, а имущество церкви объявлялось «народным достоянием». Всероссийский патриарх Тихон, избранный на свой пост уже после Октября, открыто и резко осудил основные положения этого декрета.
В первую годовщину Октября Патриарх направил открытое «Письмо Совету народных комиссаров», где сурово обличал все стороны политики большевиков, в том числе Брестский мир, упразднение частной собственности... «Мы переживаем ужасное время вашего владычества, — говорилось в письме, — и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя». Заканчивалось послание грозным пророчеством: «От меча погибнете сами вы, взявшие меч». Это письмо в десятках тысяч копий распространялось по всей России.
В январе 1918 года Патриарх провозгласил анафему всем причастным к революционным самосудам. «Властью, данной нам от Бога, — говорилось в его послании, — анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной». Это послание вошло в историю как «анафема большевикам». Либеральная газета «Русские ведомости» приветствовала это послание Патриарха и с надеждой предсказывала: «Революционный козел обломает рога свои о Церковь».
Некоторых большевиков (например, Александру Коллонтай) за борьбу с церковью предавали анафеме и поименно. Владимир Ильич шутливо замечал Коллонтай: «Хотя вы и анафема теперь, но вы не в плохой компании: будете поминаться вместе со Стенькой Разиным и Львом Толстым».
В эти дни Ленин как-то бросил по адресу Патриарха: «Сообщите ему, что советская власть не намеревается надеть на его голову венец мученичества...» Левая оппозиция упрекала большевиков за непомерную мягкость к церкви. «Борьба с религиозной язвой... большевиками не ведется почти совершенно», — сожалела московская газета «Анархист» в сентябре 1918 года. Газета требовала немедленно закрыть все храмы, ставя большевикам в пример французских якобинцев: «В целях разоблачения религиозного шарлатанства французские рабочие вытаскивали на площадь мощи и разоблачали их перед народом, сжигали их. Вот какое завещание оставили нам французские революционеры 1793 года...»
С октября 1918 года в Советской России действительно началась кампания вскрытий рак и гробниц с мощами православных святых. Власти стремились показать, что мощи вовсе не «нетленны», как утверждала церковь. Всего состоялось 63 вскрытия в 14 разных губерниях, после чего мощи передавались в местные музеи. Ленин озабоченно спрашивал: «Снимают ли киноленты, когда вскрывают мощи различных святых?»
Были сняты и вышли на экраны «разоблачительные» фильмы о вскрытии мощей, например, «Вскрытие мощей Сергия Радонежского». Большевик Петр Красиков в апреле 1919 года сообщал Ленину о съемках этого фильма: «Сергия Радонежского в Троицкой лавре благополучно вскрыли». Ленин сделал приписку: «Надо проследить и проверить, чтобы поскорее показали это кино во всей Москве».
Сам он тоже посмотрел один из таких фильмов — «Вскрытие мощей Тихона Задонского». Фильм Ленину понравился. Он говорил: «Не нужно никакого издевательства, а нужен только правильный естественно-научный подход... Показать то, что покоилось, какие именно „святости“ в этих богатых раках, к чему так много веков с благоговением относился народ и за что так умело стригли шерсть с простолюдина служители алтаря, — этого одного достаточно, чтобы оттолкнуть от религии сотни тысяч лиц».
Чуть позже, в мае 1919 года Ленин дает Ф. Дзержинскому зловещее указание. Приводим его дословно: (В. Карпов. Генералиссимус". .М. "Вече«.2003)
Москва, Кремль
№ 1866672 01.V. 1919
СТРОГО СЕКРЕТНО
Председателю ВЧК тов. Дзержинскому Ф.Э.
УКАЗАНИЕ
В соответствии с решением В.Ц.И.К. и Сов. Нар. Комиссаров, необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией.
Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше.
Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады.
Председатель Сов. Нар. Комиссаров В.И. Ульянов (Ленин).
Весной 1922 года «поединок» между Лениным и Патриархом вновь стал открытым и явным. Власти приняли решение в связи с голодом в Поволжье изъять церковные ценности (которые еще ранее были объявлены народным достоянием). Патриарх не счел возможным промолчать. В своем воззвании от 28 февраля он написал: «С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства... Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею, как святотатство, мирян — отлучением от нее, священнослужителей — извержением из сана».
После столь решительного послания изъятие ценностей уже не могло пройти вполне гладко. В городе Шуя верующие ударили в набат, отогнали от храма комиссию по изъятию ценностей и конную милицию. Против восставших бросили армию — в столкновениях пострадали более 40 человек, в том числе 16 верующих и 26 красноармейцев. Среди толпы были раненые и четверо убитых. Стычки и драки между верующими и представителями властей происходили и в других местах. По некоторым подсчетам, всего за год случилось 1414 таких стычек...
19 марта Ленин продиктовал свое знаменитое секретное письмо по поводу событий в Шуе. Из происшедшего Ленин делал вывод: «Совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение... Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна». Напротив, большевики имеют 99 шансов из 100 выиграть это сражение. Глава Совнаркома категорически заявлял: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления». «Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся». Никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст властям необходимого сочувствия широких крестьянских масс.
В этом же письме Ленин ссылается на Никколо Макиавелли, не называя, впрочем, его по имени: «Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут». «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать» (А. Майсурян. Другой Ленин. М. «Вагриус. 2006)
В том же письме Ленин осторожно оговаривался: «Самого патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев». Очевидно, Ленин понимал, что арест и тем более расстрел Тихона вполне могут оказаться теми «жестокостями», которых «массы не вынесут».
Сражение против духовенства во главе с Тихоном разворачивалось по всем правилам военной науки. Внутри церкви при поддержке властей развернули деятельность «обновленцы». (Некоторые из этих групп действовали с весны 1917 года.) Эти оппозиционные Патриарху течения выступали под различными именами: «Живая церковь», Пуританская партия революционного духовенства и мирян, Союз общин древлеапостольской церкви (принявший вместе с тем второе, сверхсовременное название — «Содац»). Обновленцы осуждали Тихона за нежелание отдать все накопленные церковью богатства. «Пусть чаши в церквях будут деревянными, как в старину», — призывали они. Обновленцы провели свой собор, на котором объявили об упразднении патриаршества.
В Москве и Петрограде прошли открытые судебные процессы над духовенством и прихожанами, которые словом или делом боролись против изъятия ценностей. Самого патриарха на суде допросили в качестве свидетеля, но затем взяли под стражу.
Все эти события (в особенности церковный раскол), очевидно, подтолкнули Тихона изменить его первоначальную позицию. 16 июня 1923 года Патриарх (к тому времени уже два месяца как арестованный) решился пойти на примирение с властями. Он подписал заявление, в котором выражал раскаяние в своей антисоветской деятельности и добавлял: «Я отныне Советской власти не враг». Это была продуманная уступка — позднее Патриарх пояснял в частных беседах: «Я написал... что я отныне — не враг Советской власти, но я не писал, что я друг Советской власти».
Спустя 11 дней Патриарх был освобожден. Это помогло ему справиться с расколом: десятки священников и епископов, ранее ушедших к обновленцам, теперь приносили покаяние Патриарху и возвращались в лоно традиционной церкви. В Петрограде к началу 1924 года Патриарху подчинялись уже 83 из 115 храмов. Обновленческое движение было сломлено (хотя формально и просуществовало до 1946 года).
А куда же пошли изъятые церковные ценности, помогли ли они голодающим? Им- то как раз церковными ценностями большевистская власть и не помогла справиться с голодом. Пошли они, главным образом, в фонд партии и правительства.
В это самое время ЦК партии большевиков передает большие суммы денег, золота, большое количество ценностей зарубежным компартиям с целью попытаться еще раз разжечь угли так и не вспыхнувшей мировой революции. В течение 1922 года, по неполным данным, для этих целей было отправлено золота и ценностей на сумму более 19 миллионов золотых рублей. Значительная часть этих средств — церковного происхождения. Эмиссары Москвы развозили деньги в Китай, Индию, Персию, Венгрию, Италию, Францию, Англию, Германию, Финляндию, другие страны. Нужно было вызвать новый революционный импульс
Никто и никогда сейчас не скажет, сколько церковного богатства уплыло под видом конфискаций! В комиссиях было много бывших уголовников-каторжан (не политкаторжан!), «специалистов» экспроприации, грабежей и разбоев.
В Москве ящики сортировали, перед тем как отправить в Гохран: часть шла в распоряжение непосредственно Политбюро, в фонд Коминтерна, на нужды ГПУ, на «государственное строительство», и лишь небольшая часть перепадала для закупки продовольствия. Вот, например, одна из осенних сводок 1922 года, которые регулярно составлялись во ВЦИКе для доклада Ленину и в Политбюро.
«Ведомость количества собранных церковных ценностей по 1 ноября 1922 года Золота — 33 пуда 32 фунта Серебра — 23 007 пудов 23 фунта Бриллиантов — 35 670 штук Других драгоценностей — 71 762 штуки Жемчуга — 14 пудов 32 фунта Золотой монеты — 3115 руб.
Серебряной монеты— 19 155 руб.
Различных драгоценных вещей — 52 пуда 30 фунтов
Кроме указанных церковных ценностей отобраны антикварные вещи в количестве 964 предмета, которым будет произведена особая оценка» (АПРФ, ф. 3, оп. 60, д. 23, л. 76-77. Приведено из книги Волкогонов Д.А. Ленин. Политический портрет в книгах. Кн. 2 М. 1997. С. 215-216)
По решению Политбюро немалая часть конфискованных ценностей оставалась на местах для нужд местных властей. Значительные средства шли на обеспечение партверхушки. Тысячи отобранных у буржуазии домов в Подмосковье обставляли конфискованной мебелью. Рождался новый социальный слой — партократия, советская буржуазия.
Из книги А. Медельцова «Вожди и их соратники кн.1 Неизвестный Ленин». Минск. «Колорград» 2017
Александр Медельцов. историк, член Союза писателей Беларуси