Калиновский и его отношение к Православной Церкви

160 лет назад после поражения восстания был казнен его руководитель Кастусь Калиновский. Восстание 1863 года. Что это было: бунт шляхты или всенародное национально-освободительное движение?

Главная цель восстания — восстановление Речи Посполитой, ее независимости. Но это в Варшаве, где находился главный центр. Никакого всебелорусского восстания под руководством Калиновского не было. Штаб всего этого дела находился в Варшаве.

И это подчеркивает даже название тех повстанческих органов, которые существовали на наших землях. Давайте посмотрим. 1 февраля 1863 года Литовский провинциальный комитет превращается во временное провинциальное правительство в Литве и в Беларуси публикует манифест, в котором призывает крестьян и шляхту защищать польский край, гражданами которого они являются с сегодняшнего дня.

Затем уже отдел руководства провинциями Литвы 19 марта 1863 года издает манифест, который призывает «наших братьев, литвинов и белорусов, составляющих с Польшей неделимое целое, к воссоединению всех национальных сил вокруг знамени независимости. Одна цель объединяет нас всех — освобождение Отечества. Соотечественники всех вероисповеданий и классов, братья Литвы и Беларуси, всех тех, в ком бьется польское сердце, призываем вперед, под штандарт Белого Орла и Погони. Боже, спаси Польшу».

Здесь очень хорошо видно, что Литва, Беларусь были этническими частями единого политического целого, то есть Польши.

Так откуда же взялось представление о том, что были некие мотивы белорусские и у повстанцев? Главное, оно же, пожалуй, единственное обоснование таких взглядов — творчество Викентия Константина Калиновского, или, как его иногда называют, Кастуся Калиновского. Ему приписывается авторство серии листовок «Мужыцкая праўда», а также «Лiстоў з-пад шыбенiцы», написанных на белорусском языке, хотя и латиницей. Имеются и свидетельства официального российского историографа генерал-майора Василия Ратча (кстати, многие оценки взяты из протоколов допросов. Насколько им можно доверять, это другой вопрос). Так вот, Василий Ратч пользовался этими протоколами и написал следующее: «Калиновский принимал на себя диктатуру. Варшавское правительство должно было получить сообщение, что Литва и Беларусь самостоятельные государства».

Как быть с этим? Давайте опять-таки посмотрим свидетельства. Якуб Гейштер и Юзеф Яновский, входившие в руководство восстания, отмечали, что речь не шла ни о какой полной независимости Беларуси и Литвы. А только о некой федерации с Польшей, параметры которой были абсолютно не ясны и не прописаны ни в каких документах. Это показал во время следствия 24 февраля 1864 года и сам Калиновский, который сказал, что этот период восстания и время нахождения под Россией только упрочили связь края с Польшей.

Факт написания листовок на белорусском языке еще не является признаком того, что Калиновский считал себя белорусом. В гораздо большем объеме он пользовался польским языком — и «Мужыцкая праўда», и «Лiсты з-пад шыбенiцы» были адресованы крестьянам, к которым автор обращался на понятном для них языке, как тогда говорили, «простай мове».

В «Лicтах з-пад шыбенiцы» Калиновский недвусмысленно пишет: «польское дело — это наше дело, это вольности дело». В письме «Яськi-Гаспадара з-пад Вiльнi» он выражается еще яснее: «мы, что живем на земле польской, что едим хлеб польский, мы — поляки, и из веков вечны». Даже симпатизировавший Калиновскому историк Михаил Бич — советский, белорусский историк — вынужден был признать, что прямых призывов к захвату помещичьих земель, к борьбе за государственную самостоятельность Беларуси и Литвы нет ни в одном номере «Мужыцкай праўды», как и в других печатных воззваниях Калиновского того времени.

Не должно быть никаких иллюзий насчет судьбы Беларуси, равно как и Литвы в случае победы повстанцев в 1863 году.

Итак, начинается восстание. И начинается оно с террора. Надо признать, что повстанцы были людьми весьма находчивыми и остроумными. Их террористические группы, наводившие ужас на местное население, назывались «кинжальщики» и «жандармы-вешатели» — по излюбленным орудиям казни. Кому пропаганда навесила ярлык вешателя? Виленскому генерал-губернатору Михаилу Николаевичу Муравьеву. Он, безусловно, был человеком сурового нрава. На его счету около 128 повстанцев, казненных с соблюдением всех законных процедур. Точная же цифра жертв самих польских повстанцев неизвестна до сих пор. Одни говорят о 305 убитых. Сам Муравьев называл цифру в 500 человек. По данным 3-го отделения Его Императорского Величества канцелярии, за 1863 год только повстанцы казнили 924 человека, не считая убитых бояр. Российский военный министр Дмитрий Милютин считал эту цифру сильно заниженной. Повстанческий террор был поставлен основательно.

И одним из его инициаторов стал неутомимый и деятельный Калиновский. Не успел он вернуться к руководству восстанием, как 11 июня 1863 года издал «Прыказ ад ронду польскага да народу зямлi лiтоўскай i белорускай», который грозил смертью всякому, кто посмел бы ослушаться повстанцев. В этом приказе «национальный герой», как некоторые его считают, называет белорусов «Каинами», «Иудами», «дурными, как овечки». Он пишет: «Но ронд польский спрашивает вас: каким вы правом смели помогать москалю в нечистом деле? Где был у вас разум? Где была у вас правда? Вспомнили ли вы про страшный суд божий? Вы скажете, что делали это поневоле? Но мы — люди вольные, нет у нас неволи. А кто из вас хочет неволи московской, тому дадим виселицу на суку». Вот так — ни больше ни меньше.

В архивах сохранились многочисленные описания расправ повстанцев над местным населением.

Историк Александр Дюков издал эти материалы отдельной книгой — сборником документов. Жестокость Калиновского и его сподвижников вовсе не случайна. У них были исторические предшественники. Повстанцы того же Тадеуша Костюшко. 1794 год. Тогда были учреждены органы революционного террора, комитеты общественной безопасности, создавались революционные трибуналы. На площадях городов, захваченных повстанцами, устанавливались виселицы. Как, например, в нашем Гродно. Да и вешали, собственно. В Вильно было несколько повешенных.

А каково было отношение Калиновского к Православной Церкви? Исследователь Егор Гостев Назвал Калиновского «крестоносцем на белорусской земле» «С его именем, - пишет он, - связана вторая попытка окатоличивания белорусских земель».

После захвата германскими варварами Рима и раздела Римской империи на Западную и Восточную (Византию) начинается период попыток подчинения Западом Византии и других государств. Для этого Рим, объявив себя католическим, т. е. вселенским, начал крестовые походы на все нации и народы, в том числе и на православные. В начале своих крестовых походов на восток Ватикан с помощью германских орденов окатоличил поляков, а затем чехов, уничтожив их православную самоидентификацию. Так Польша становится главным инструментом экспансии Рима на восток. Апофеозом этих завоеваний Запада стало подчинение путём унии 1596 г. православного населения Великого княжества Литовского, вошедшего в Речь Посполитую. Теперь бывшие православные белорусы становятся католиками восточного обряда и подчиняются Риму.

После разделов Речи Посполитой и возвращения белорусских земель под руку православного монарха у помнящего о своих духовных корнях народа появилась возможность вернуться в лоно православной церкви. Что и случилось трудами митрополита Иосифа Семашко в 1839 г. Для правивших на этих землях уже несколько веков католиков это было неприемлемо.

Одним из выразителей неприятия Православия на белорусских землях как раз и был Винсент К. КалиновскийДля Калиновского это была национально-религиозная борьба польского народа. Девиз Калиновского: «Польское дело — это наше дело, это дело свободы».

В третьем номере «Мужицкой правды» отмечалось, что человек свободен только тогда, когда без преград признаёт ту веру, которую признавали его родители, деды, прадеды. Сам Калиновский был выходцем из шляхетской католической среды.

О православном прошлом Белоруссии Калиновский знать не хотел. И верой белорусского народа Константин определил унию. Очень важным он считал оторвать народ от «московского» Православия.

И смысл этих слов уточняется в шестом номере: «Не один уже, может, забыл, что отец его был ещё справедливой веры, и никогда уже не вспомнит то, что его повернули на схизму, на православие, что он сегодня, как та собака, живёт без веры и, как собака, умрёт чёртом в пекле!!! О безумные, горе такому человеку! А когда мы будем делать так с Богом, то что же Бог наивысший с нами сделает? Отдаст в огонь на вечные муки, будут черти душу нашу на куски рвать, а смола в животах кипеть будет? Узнаешь тогда своё горе, но в пекле уже поздно будет, не получишь прощения тогда уже справедливого Бога, и мукам твоим никогда конца не будет.

Теперь спрашиваю вас, безумные, кто же нам эту беду принёс и что сделать нужно, чтобы мы были счастливы и на этом, и на том свете?

Наделал нам эту беду, безумные, царь московский, это он, перекупив многих попов, велел нас в схизму записать, это он платил деньги, чтобы мы переходили только в православие, и как этот антихрист отобрал у нас справедливую униатскую веру и погубил нас перед Богом навеки; а сделал это для того, чтобы мог нас без конца драть, а Бог справедливый не имел над нами милости…

Свидетельствуют люди, что святой отец из Рима прислал уже к нам своё благословение (но его москаль останавливает), говорит, что пришлёт ксендзов, что будут принимать в униатскую веру. Тогда, безумные, кто только верит в Бога… пускай сейчас покидает схизму и переходит на правдивую веру дедов и прадедов. Потому кто не перейдёт на унию, тот схизматиком останется, тот, как собака, сдохнет, тот на том свете огненные муки терпеть будет».

«Делая подобные заявления, — пишет В. Косберук, —Калиновский воспринимал больше всего мрачные идеи религиозного фанатизма и нетолерантности последних двух столетий былой Речи Посполитой, в которой против Православия велась беспощадная война на уничтожение и ликвидацию».

«Вообще, не трудно себе представить, — замечает дьякон Сергий Утрата, — что было бы, если бы "Яська-хозяин из-под Вильни" со своими однодумцами завоевал власть, и как бы чувствовали себя православные, которых К. Калиновский, "сын белорусского народа", ставил на один уровень с собаками». Показательно и то, что в этом номере Калиновский называет себя «мужиком униатской веры», на самом деле оставаясь западным католиком. Униатская вера тут подаётся как народная, белорусская, хотя даже молитва «Троица» написана на польском языке.

Подчёркивая духовные истоки белорусского народа, его исторические корни, Калиновский предлагает своё видение истории христианства в Белоруссии: «С дедов и прадедов была у нас униатская вера, это значит, что мы, будучи греческой веры, признавали за наместников Бога святых отцов из Рима. Царям московским и это стало завидно, для этого, сковав в Москве греческую веру, а сделав её царской, что называется православием, и нас оторвали от правдивого Бога и вписали в схизму поганую». По этому случаю комментатор замечает: «В действительности православие и было "греческой верой". Не желал бы я, чтобы у нас нашёлся подобный "историк-апологет" православия…

Говоря о некоей социальной справедливости, он постоянно призывает к изменению веры: «Человек свободен, когда имеет кусок своей земли, за которую ни  оброк не платит, ни на панов не служит, когда платит небольшие налоги — и то не на царские конюшни, псарни, а на нужды всего народа, когда не идёт в рекруты чёрт знает куда, а идёт защищать свой край тогда только, как неприятель придёт, когда делает то, что ему нравится и что не ущемляет ближнего и славы божьей, и когда признает ту веру, которую признавали  его родители, деды, прадеды, Вот что свобода значит».

Для этого Калиновский предлагает использовать насилие. «Хоть и крови много пролито, но если "слово остаётся целым, чтобы поселиться между нами, то по закону наивысшего наказа без крови, без боли и без мук обойтись невозможно"». Выходит, для такой высокой цели нельзя останавливаться и перед уничтожением того же мужика, для которого всё и затевалось, если он не соглашается с взглядами Калиновского на своё счастье и остаётся по другую сторону: «Пан будет плохой — пана повесим, как собаку! Мужик будет дрянной, то и мужика повесим, а дворы их и сёла с дымом пойдут, и будет справедливая свобода». И дальше: «Потому что это сам Бог уже хочет и Пречистая Мать». Наверное, тут комментарии не нужны.

Для такой «святой» борьбы можно применять и все средства: «Ты, однако, народ, не дожидайся, а с чем можешь иди воевать за своего Бога, за своё право, за свою славу, за своё отечество. Для тебя всё можно: нож, топор, яд — это твои способы, потому что за тобой… не признают право самообороны, поскольку тебе ничего нельзя». Это не просто слова. То же самое мы читаем и в одной инструкции для повстанцев: «Все средства уничтожения вражьих сил хороши и должны быть использованы». Даже комментатор при всей симпатии к своему герою замечает: «Тут есть что-то от небезопасной вседозволенности, от пресловутого "цель оправдывает средства"». Калиновский объясняет эту вседозволенность полной бесправностью народа. Построен интересный силлогизм: «Тебе всё можно... потому что тебе ничего нельзя». Только нужно ещё добавить, что как раз Калиновский не признавал права самообороны за своими товарищами…

Когда бы все эти инструкции и распоряжения применялись в полной мере, на Белой Руси царствовал бы кровавый хаос. Как писал генерал Ратч, в руках которого находились ценные материалы о восстании, «они хотели поднять всё население к бунту… разжечь страсти и системой самого свирепого террора принудить народ ринуться в мятеж, надеясь, что, если однажды вогнать его в простолюдинов, страх ответа перед законом и пробуждённые кровожадные страсти поведут дело сами собой до поставленной цели». Да и как же иначе, когда она просто должна быть достигнута любой ценой, ибо «от нас зависит, может, не только наше будущее, но и судьба мира».

Опасность такого подхода понимал и сам Калиновский. Но остановиться уже не мог. Пути назад отрезаны. Бросить всё и уехать за границу что-то не позволяло. Оставалось одно — бороться до конца, любым способом вынуждать народ примкнуть и погибнуть или победить. В итоге появляется повстанческая инструкция, которая ярко показывает свой «народный» характер. Согласно этой инструкции, каждый командир отдельного повстанческого отряда является «хозяином (паном) жизни и смерти всех своих подчинённых». В контролируемых местностях он должен уничтожить предыдущую власть, запретить под страхом самой суровой ответственности платить государственные налоги, привести через священников-униатов население контролируемой территории к присяге повстанческому польскому Национальному правительству. В дополнительной инструкции требовалось, чтобы уездные комиссары не только установили тотальный контроль над действиями граждан, но и следили за их мыслями. А в тексте «Приказа от Ронда Польского…  к народу земли Литовской и Белорусской» читаем: «Этот приказ должен быть прочитан в каждой церкви и в каждом костёле, во всех сёлах и дворах к сведению всего народа. А кто этого приказа ослушается, того — или он поп, или ксёндз, мужик или пан — всякого донести до Ронда Польского, чтобы можно было позже повесить или, созвав громаду и проведя справедливый суд, без отговорок вести на виселицу! Если кто хочет обидеть людей, тот пусть сам пропадает! Обращает на себя и дата «Приказа»: «Даны... в день святого Варфоломея лета Господнего 1863». Поневоле возникает ассоциация с «Варфоломеевской ночью».

(по историческим источникам)

Александр Медельцов

Историк, член Союза писателей Беларуси