Екатерина происходила из мелкого северогерманского княжеского рода. При рождении ее нарекли Софьей Августой Фредерикой. Умная и честолюбивая Фике, так звали девочку в семье, воспитывалась в строгости. От своей матери она получала только наказания, и причем не всегда справедливые. Поэтому, когда открылась возможность покинуть родной дом, она сделала это без особой печали. Даже несмотря на то, что ей предстояло навсегда поселиться в далекой и чужой для нее России, выйдя замуж за наследника престола и будущего императора Петра III.
Она быстро выучила русский язык, и уже в следующем году перешла в Православие, превратившись из Фике в Екатерину Алексеевну.
При дворе юная супруга наследника была приятна всем, кроме своего мужа. Ее личная жизнь с Петром III не удалась. Сама Екатерина в своих воспоминаниях откровенно признавалась: «Русская корона мне нравилась много больше, чем сам жених. И я сказала себе: «Или погибну, или буду царствовать!"». Екатерина пыталась понравиться всем, и у нее это получалось. Двор, гвардия и весь Петербург души не чаяли в молодой супруге императора. Зато сам Петр лишь множил себе врагов. Дело дошло до того, что какой-то молодой офицер стал приставать к опытным командирам с наивным вопросом: «Когда-де царя свергать пойдем?» В результате таких настроений в 1762 году Петр III был низложен военным мятежом без единого выстрела и пролития крови.
Однако для российской провинции свержение Петра было полнейшей неожиданностью. Даже в Москве, когда был получен манифест о восшествии на трон Екатерины, и губернатор, огласив его перед жителями города, выкликнул здравицу в честь новой самодержицы... она повисла в тишине! Народ молчал. Пошли слухи о Екатерине как о ложной царице, самозванке. Будучи от природы женщиной одаренной, обладавшей упорной волей и редким умением понимать людей и влиять на них, Екатерина сравнительно скоро овладела положением.
В царском манифесте она объясняла устранение Петра прежде всего тем, что в его правление нависла угроза над Православной Церковью: «Закон наш православный греческий, первый почувствовал потрясение и истребление преданий церковных… Церковь наша увидела опасность перемены древнего Православия на иноверный закон».
Сама же Екатерина любила выставлять себя верной дочерью Православной Церкви, ее защитницей. Екатерина прекрасно понимала, что такое православная страна и какой должна быть русская царица. Она много лет провела рядом со своей предшественницей на троне — императрицей Елизаветой, которая искренне веровала и воспринимала православную традицию. Конечно, в своем подражании предшественнице Екатерина особенно далеко не заходила: на богомольные поездки, как это делала Елизавета, время не тратила, на монастыри не жертвовала. Но в постные дни постилась, говела, посещала обязательные торжественные богослужения, хотя в душе считала всё это пустой тратой времени. В дворцовую церковь она ходила, но обычно не выстаивала всей службы, особенно под старость, когда у нее стали пухнуть ноги. И так как сидеть при всех считала невозможным, то ей раскладывали переносное кресло на хорах.
И все же современник Екатерины историк князь Михаил Щербатов позволил себе усомниться в вере императрицы, он писал про нее: «Закон христианский, хотя довольно набожной быть притворяется, ни за что почитает». И действительно, на деле императрица была человеком нерелигиозным. Внешне проявляемое уважение к Церкви легко уживалось в ней с религиозным равнодушием.
«Императрица была лютеранкой по воспитанию, но на становление ее личности это совершенно не повлияло. – говорит профессор из Санкт-Петербурга, доктор филологических наук Константин Нетужилов. - Она была напрочь лишена религиозного чувства. Бывают люди, не имеющие музыкального слуха и равнодушные к музыке, вот так и у нее абсолютно не было чувства веры. У нее был предельно рациональный, прагматичный подход ко всему. Религия и Церковь, по ее мнению, были необходимы для улучшения общественных нравов. При этом она полагала, что религия зиждется на невежестве и с распространением просвещения постепенно станет занимать более скромное место в жизни людей. Судя по тому, что мы о ней знаем, она дальше всех русских императриц отстояла от Православия. Но дело тут совсем не в лютеранстве, а в характерных чертах ее личности».
Она была убеждена, что религия и Церковь являются лишь одним из устоев государственности, который необходим для укрепления народной нравственности и дисциплины. В основе ее понимания отношений Церкви и государства лежала острая неприязнь к теории разделения власти на духовную и светскую. Екатерина придерживалась принципов широкой веротерпимости, доходившей до полного безразличия. Как государственного деятеля ее хорошо характеризует одно замечание, сделанное ей еще до восшествия на престол: «Уважать веру, но никак не давать ей влиять на государственные дела».
Неудивительно поэтому, что некоторые из обер-прокуроров, стоявших во главе Синода Русской Церкви при Екатерине, оказывались или не православными, или неверующими. Таким был, например, совершенно равнодушный к Православию и не понимавший его Мелиссино, предлагавший Синоду отменить многие церковные праздники, укоротить церковные службы, разрешить поставление женатых епископов. Таким был и пришедший ему на смену Чебышев, бывший военный, не стеснявшийся при толпе народа заявлять, что «никакого Бога нет!», а на заседаниях Синода сопровождать свои выступления нецензурной бранью.
Историк конца XIX – начала ХХ столетия В.О. Ключевский, обозревая религиозное состояние общества в эпоху Екатерины II, писал: «Западными безбожными идеями и клеветой на религию в высшем русском обществе увлекались до того, что не только забывали думать о религии как об основе гражданского благоустройства, но и боялись ее. Под формой гуманизма отворяли дверь неверию, распутству и суеверию… как будто все это не унижение человечеству. Писали и хлопотали о свободе совести и правде, а не понимали, что без христианской основы все это хуже, чем мечты, так как на практике оказывается деспотизмом эгоизма. Новая философская мораль XVIII столетия воспитала в них жажду тщеславия, развила вкус к светскому легкомыслию, праздной потере времени и распущенной жизни. Она наплодила ловких и бессовестных грабителей казны и таких же душителей слабого, от которых государственный организм доходил до крайнего расстройства».
В эпоху правления императрицы Екатерины II почти все высшее общество отличалось неверием. В лучшем случае оно было равнодушно к Православной Церкви. Екатерина во все время своего царствования строго следовала своему принципу – «веру уважать, но не давать влиять ей на государственные дела». Для этого было необходимо окончательно поставить Церковь в зависимость от государственной власти, лишив ее средств к существованию.
Однако Екатерина II не сразу открыла свои намерения по отношению к Церкви. Через две недели по ее воцарении Сенат издал указ, отменявший распоряжение Петра III об изъятии земельных владений, принадлежавших епархиям, храмам и монастырям Русской Церкви. При Петре III действительно произошла конфискация монастырских имуществ. И крестьянством это, кстати, было встречено с большим воодушевлением. Не будем забывать, что конфискация монастырских земель шла рука об руку с «Манифестом о вольности дворянской» 1761 года. Этим документом Петр III освободил дворян от обязательной государственной службы. И, в понимании людей того времени, тем самым разрушил основы крепостного права. Ведь крепостные находятся в руках дворян, потому что дворяне — в руках государства. Дворяне служат государству на войне и в гражданской службе, а крестьяне за это их содержат. А раз дворяне теперь могли не служить, то исчезла причинно-следственная связь: зачем теперь крестьянам быть помещичьими? Вслед за этим последовал указ о ликвидации монастырских имуществ, согласно которому монастырские крестьяне становились государственными. Они несли некоторую повинность в пользу Церкви, Коллегия экономии собирала с них подать, но фактически-то они теперь не были крепостными. И, в понимании людей, это был первый шаг к тому, что и остальные крестьяне будут освобождены. Неслучайно потом успех Пугачева, выдававшего себя за Петра III, в крестьянской среде был таким внушительным. Они ждали, что это тот самый царь, с которым связаны надежды на освобождение.
Через три недели после этого указа вышел другой, в котором объявлялось об образовании специальной комиссии для рассмотрения вопроса о церковных вотчинах. Результатом ее работы стал знаменитый манифест о церковных владениях, изданный 26 февраля 1764 года. Он окончательно упразднял церковное землевладение в России. Все церковные вотчины переходили в ведение государства.
То есть, получается, что Екатерина просто продолжила линию свергнутого мужа? В чем-то, да, но не сразу. Когда Екатерина пришла к власти путем переворота, у нее долго еще оставалось ощущение, будто под ней всё шатается. Она искала союзников везде, где только можно, в том числе в среде противников реформ её мужа, в среде духовенства. В отношении Петра III духовенство было настроено, естественно, крайне негативно. В народе ходили слухи о том, что Пётр Фёдорович готовил настоящую протестантскую реформу, что он якобы собирался отменить почитание икон, а священников обрить и переодеть в европейское платье. Эти слухи были беспочвенны, но окружением Екатерины старательно поддерживались. И дело было представлено так, будто Пётр III проводил антинациональную политику, а Екатерина вернулась к национальной, православной колее. И на таком фоне произошла временная остановка монастырской реформы. Более того, монастырские земли в ряде случаев начали возвращать обителям. И в течение следующих двух лет продолжало сохраняться такое шаткое и неясное положение. Лишь, когда стало очевидно, что никакой оппозиции, никакой фронды не ожидается, с 1764 года Екатерина возобновила действие указа своего мужа. Императрица поддержала вполне разумную меру, по её мнению, которая уже в значительной степени была реализована при Петре III.
Изъятие земель нанесло неизмеримый урон православным монастырям. Передача земельных владений в государственную казну лишила монастыри материального источника существования. Однако, помимо материальной стороны, здесь был и нравственный аспект. Монастыри созидались народным усердием многих поколений и трудами монахов. Кроме того, часть земель монастыри получали от жертвователей по завещаниям на помин души. И в данном случае нарушалась последняя воля умерших.
«Все конфискованные вотчины должны идти на государственные нужды» – гласил указ. Однако большую часть монастырских земель Екатерина раздала своим фаворитам. В результате действий правительства из 964 монастырей осталось только 200. Остальные были либо закрыты, либо оставлены без средств к существованию. Новые же обители открывать запрещалось.
А каким был статус приходских священников в эпоху Екатерины с точки зрения государства и в глазах самих прихожан? На этот вопрос отвечает всё тот же профессор К. Нетужилов «Прежде всего, в XVIII веке приходское духовенство уже достаточно четко делилось на приходы городские и приходы сельские. Это был уже совершенно разный образ и уровень жизни. Хотя образовательный уровень духовенства оставался довольно слабым и в городах. Так, митрополит Московский Платон в конце 1780-х годов жаловался, что только четверть духовенства Москвы имеет семинарское образование, а еще четверть духовных лиц с трудом владеет грамотой. В целом же, в той модели государства, которую построил Пётр Великий, духовенство оказалось в очень своеобразной социальной нише. С одной стороны, у него были определенные права, которые отличали его от податных сословий. С другой, у духовенства не было обязанностей, которые были характерны для дворянства. В результате это сословие давало хоть и небольшой в масштабах страны, но всё же достаточно заметный процент вольных людей. Потому что семьи были традиционно большие, детей много, мест в причте всем не хватит, но дети и внуки пользовались всеми сословными правами. Поэтому они искали себе место в жизни и в вольнонаемной службе, и в чиновничестве, и в науке, которая вскоре будет активно формироваться. В биографиях русских ученых второй половины XVIII столетия, как правило, две изначальные позиции: или иностранец, причем, скорее всего, немец, или выходец из духовного сословия. Это видно даже по фамилиям русских ученых XIX столетия. Сколько там Поповых, Вознесенских, Преображенских, Дьяковых, Никольских, Крестовоздвиженских — батальон можно из них составить при желании».
И всё же священники были в тяжелом положении. Да, священников перевели на государственное жалование, и это жалованье мало того, что было крайне скудным, но еще и нерегулярно выплачивалось. Отсюда полная зависимость от платных треб. Еще в царствование Елизаветы стали принимать меры против огромного количества безместных священников. И при Екатерине упоминаются так называемые «крестцовые попы», с которыми администрации приходилось бороться. Это такие священники, которые собирались на перекрестках («крестцах»), образуя своего рода биржу, куда горожане приходили заказывать требы. И во времена Екатерины на этих «крестцовых попов» проводились настоящие облавы. Солдаты их задерживали, сажали на телеги и под конвоем увозили туда, где духовенства нет, сажали там на приход: вот тебе церковь, вот тебе прихожане. А они оттуда убегали и стремились снова в большие города, где получалось неплохо зарабатывать на требах. Это была проблема, которую удалось преодолеть очень нескоро. Потребуется укрепление государства, его административных возможностей, чтобы с этим шатанием справиться.
А сельское духовенство? Оно составляло абсолютное большинство внутри сословия и в это время жило очень бедно. Освобожденные от службы дворяне в своих имениях в отношениях с духовенством зачастую вели себя крайне грубо, чиновничество творило административный произвол — это такое провинциальное эхо столичного просвещенного вольномыслия. В целом можно говорить о социальной деградации духовного сословия на протяжении всего XVIII века. Неслучайно в следующее царствование, при Павле I, потребуется ряд срочных правительственных мер для укрепления престижа и достоинства духовенства.
Первым открытым противником изъятия церковных земель стал митрополит Ростовский Арсений (Мациевич). Его отец был православным священником. Пойдя по стопам отца, Арсений окончил духовную семинарию, а затем знаменитую Киево-Могилянскую академию – одно из лучших учебных заведений того времени. Приняв монашеский постриг, Арсений отправляется священником в Камчатскую экспедицию под руководством Витуса Беринга. Затем он становится законоучителем академической гимназии в Петербурге.
Святитель Арсений, по воспоминанию современников, «характера был вспыльчивого, но твердого и настойчивого, строг к ученикам, а позже и к священникам». С воцарением Елизаветы Петровны его избирают сначала митрополитом Тобольским, а затем переводят в Ростов. Здесь митрополит Арсений становится известен как ревностный служитель Церкви и защитник ее прав. Он боролся с иноверием и расколом, ратовал за русские школы, не терпел нововведений, был ревностным проповедником. И все же главным делом всей своей жизни митрополит считал отстаивание независимости Церкви от государства. Когда его избрали постоянным членом Синода, он отказался дать присягу в том, что высшим судией признает императрицу. Арсений заявил: «Высший Судия есть и будет только Христос!» Это могло навлечь на митрополита царский гнев. Однако Елизавета высоко ценила святителя, и дело обошлось без последствий. Несколько раз владыка Арсений обращался с посланиями к императрице, призывая ее не посягать на земельные владения Церкви.
При воцарении Екатерины II митрополита Арсения не пригласили на коронование новой императрицы. Екатерина подозревала его в недоброжелательстве. «Она имела какой-то необъяснимый страх перед этим бескомпромиссным владыкой, – вспоминает один из современников этих событий, – и впоследствии боялась его даже больного и в узах». После образования Екатериной специальной комиссии по подготовке разорительного для Церкви указа митрополит Арсений дважды обращался в Синод с угрозами отлучить от Церкви членов комиссии. Царское правительство владыка Арсений сравнивал с нашествием монголо-татар, подчеркивая, что даже те не вмешивались в дела Православной Церкви. После принятия указа он подавал в Синод протест за протестом, просил вернуть вотчины монастырям, предавая анафеме обидчиков Церкви.
По приказу императрицы было назначено расследование дела о «скандальном митрополите». Он был арестован и доставлен в Москву. Заключенный в тюрьму Арсений продолжал обличать светские власти и саму императрицу. На допросах в присутствии самой Екатерины он смело высказывал сомнения в ее правах на престол. В результате его лишили архиерейского сана и сослали в дальний монастырь, сохранив монашеский чин. Но и там узнику не дали покоя. Его перевозили из одного монастыря в другой – такова была воля императрицы, которая боялась возраставшей популярности Арсения. В ссылке Арсений продолжал выступать против правительства, уже открыто призывая к свержению Екатерины. Будучи талантливым проповедником, он быстро завоевал уважение не только у монахов, но и охранявших монастырь солдат и офицеров. Его принимали не как преступника, а как митрополита, пострадавшего за Церковь
Екатерина не могла спокойно относиться к выступлениям опального митрополита. Вскоре началось новое следствие. Арсения обвинили в политической неблагонадежности и расстригли. Когда ссыльному объявили новый указ, он не вымолвил ни слова. Монашескую одежду ему заменили на арестантскую и заключили под именем Андрея Враля в тюрьму Ревельской крепости на вечное содержание. Коменданту крепости Екатерина писала: «Народ его почитает, считая святым, а он более никто, как превеликий плут и лицемер». В 1772 году в Ревельской тюрьме митрополит Арсений заболел и скончался. На окошке его каземата осталась вырезанная им надпись: «Благо мне, Господи, яко смирил мяеси». Многие в правительстве тайно сочувствовали митрополиту. После его смерти посылали деньги на панихиды в Ревельскую крепость, а орловский помещик Лопухин даже поставил Арсению памятник в своем имении.
Деятельность таких ревностных защитников Православия заложила прочный фундамент для сохранения в духовной жизни русского общества идеалов Святой Руси, казалось бы, навсегда утраченных в годы господства светской культуры. Этот фундамент послужил дальнейшему расцвету русской православной духовности и религиозной философии в XIX веке.
(источники: А. Медельцов «Избранное по истории религии и Православия. Книга первая». Минск, изд. «Колорград». 2021; А. Медельцов. «Правители. Русь и Россия от Рюрика до Николая II». «К. Рыжов «Все монархи мира. Россия» М. «изд. «Вече» 1999; П. Стегний. «Хроники времён Екатерины II». М. ОЛМА-ПРЕСС. 2001; И.И. Семашко «100 великих женщин. Екатерина II» М. «Вече» 2000. О. Платонов. «Святая Русь». Изд. «Алгоритм» 2005; Н. Лисовой, А. Аннин, М. Первушин. «Христианство: Век за веком». М. изд. «Дарь» 2011; П. Г. Рыдзевский. «Русское Православие. Вехи истории» глава «Духовенство во второй половине XVIIIвека». М. 1989)
Александр Медельцов
Историк, член Союза писателей Беларуси