Храмовое зодчество Древней Руси: 1. «Киев – мать городов русских»

Не будем касаться современных событий, когда Киев стал для многих городом одиозным, связанным с агрессивной политикой преступного, националистического режима. Речь будет идти об историческом и духовном наследии Киевской Руси, имеющегося величайшее всемирное значение

Известный советский историк, исследователь Киевской Руси Б. Д. Греков писал: «Едва ли в какой-либо другой стране средневекового мира можно встретить так много перекрестных культурных влияний, как на Руси. Византия, народы Востока и Кавказа, Западная Европа и Скандинавия кольцом окружали Русь. Персидские ткани, арабское серебро, китайские материи, сирийские изде­лия, египетская посуда, византийская парча, франкские мечи шли на Русь и, конечно, служили не только предметом потреб­ления богатых классов русского общества, но и образцами для художественного творчества русских мастеров» 

У Киевской державы культурные связи с Византией были самыми близкими и действенными. Византийская художествен­ная система, вызывавшая завистливое восхищение тогдашней феодальной Европы, лучше всякой другой прославляла и утверждала незыблемость светской и церковной иерархии, на которой зиждилась Киевская держава.

В свое время К. Маркс писал о созданиях средневекового зодчества, что они «действуют на душу как нечто материальное. Душа себя чувствует подавленной под тяжестью массы, а чувство подав­ленности есть начало благоговения». (сейчас не очень-то принято цитировать классиков марксизма-ленинизма, но у них мы видим зачастую очень верные мысли)

Размах монументального строительства в Киевской Руси — явление логичное, законо­мерное. Но примечательно, что в этом строительстве Киевская Русь как-то сразу заняла едва ли не первое место в тогдашней Европе. Да и не только в строительстве, а во всем образе жизни социальных верхов.

В самом деле: вторым Царьградом называли Киев ино­странные путешественники. Один из них, западный писатель XI в. Адам Бременский, почитал Киев «соперником Константи­нополя, блестящим украшением Греции» (т. е. Православного Востока). Киевский митрополит Иларион в своем знаменитом «Слове» так обращался к князю Владимиру:

«Встань, благородный муж, из своего гроба!.. Взгляни на го­род, величеством сияющий, на церкви цветущие, на христиан­ство растущее, взгляни на город, святыми иконами освящае­мый, блистающий, овеваемый благоуханным темьяном, хвала­ми и пением оглашаемый».

Зодчество, живопись музыка... Синтез искусств и всяческо­го благолепия, чувственно воспринимаемый во славу «матери городов русских»!

Красотой Киева был поражен внук самого Батыя, когда тот со своими полчищами подошел к стенам города, чтобы разгра­бить его сокровища.

А о киевском Софийском соборе, воздвигнутом при князе Ярославе (XI в.), митрополит Иларион говорил, что эта церковь «дивна всем окружным им странам, якоже ина не обрящется в всемь полунощи земнем, от встока до запада».

И позднее, в XVI и XVII столетиях, даже после того как этот храм подвергся всяческим перестройкам, он приводил не только русских, но и иностранцев в восхищение. «Весьма мно­гие согласны в том, — писал епископ Верещинский, — что в це­лой Европе нет храмов, которые по драгоценности и изяществу украшений стояли бы выше константинопольского и киевско­го», а известный путешественник Павел Алеппский признавал после посещения киевской Софии, что «ум человеческий не в силах ее обнять».

Митрополит Иларион был выдающимся писателем, видным деятелем своей эпохи. Первый русский, занявший киевскую митрополичью кафедру (с чем был вынужден примириться константинопольский Патриарх), он выступил как выразитель русского национального сознания. Причем он авторитетно боролся с греческим засильем в делах русской церкви, как ора­тор подымаясь до высот классического античного красноречия.

Ему принадлежат замечательные слова, сказанные о князьях, предшественниках Ярослава: «Не в плохой стране, и не в неведомой земле были они владыками, но в русской, которая ведома и слышима во всех кон­цах земли».

Слава Киева как одного из самых больших и богатых горо­дов в Европе XI—XII вв. (в котором, по дошедшим свидетель­ствам, имелось до четырехсот церквей и восемь рынков) отве­чала значению этого города как столицы огромной и могучей державы, с княжеской династией которой сочли выгодным по­родниться государи Византии, Англии, Франции, Германии, Венгрии, Польши и Скандинавии.

Во всех отношениях то был город исключительно развитой по тому времени умственной и художественной культуры. При Софийском соборе была основана библиотека, где хранились и переписывались рукописи. В Киеве зародилось летописное де­ло, которому на Руси было суждено такое блестящее будущее. И вот что мы читаем в тогдашнем летописном труде:

«Велика бывает польза от книжного учения. Книги нас на­ставляют и учат идти путем накопления. Мы находим муд­рость и воздержание в словах книжных, ибо это реки, которые напояют вселенную, это источники мудрости, ибо у книг неиз­меримая глубина, ими мы утешаемся в печали, и они являются уздой воздержания».

Такое глубокое уважение к культуре и такой быстрый рас­цвет ее были, конечно, возможны только в стране, всем своим развитием уже подготовленной к ее восприятию. И как только Русь, обращенная в христианство, вступила в культурное сорев­нование с самыми передовыми в ту пору народами, ее худож­ники прославились своими работами далеко за ее пределами.

Летописец-киевлянин восхищается искусством русского мастера, работавшего над княжеской усыпальницей, которую он украсил чеканными изображениями и позолотой с таким ис­кусством, что многие приходящие из Греции и иных земель го­ворили: «Нигде же сицея красоты бысть!» И это со стороны ле­тописца не было, очевидно, патриотическим преувеличением. Ибо утонченный византийский поэт того времени Иоанн Туетцес воспел резьбу по кости русского мастера, которого он срав­нил с самим легендарным Дедалом.

Итальянец Паоли Карпини, казалось бы, искушенный ви­денным у себя на родине, пришел в восхищение в покоях батыева соратника Гуюк-хана от трона работы русского мастера Козьмы. «Трон, — пишет он, — был из слоновой кости изуми­тельно вырезанный; было там также золото, дорогие камни, если мы хорошо помним, й перлы». А немецкий ученый монах Теофил в большом трактате «О различных ремеслах» приводит список стран, чьи мастера прославились в определенном виде искусства: тогдашняя Русь стоит в нем на втором месте (сразу же после Византии) «в тщательности эмалей и разнообразии черни», а уже за нею следуют арабы, итальянцы, французы и немцы.

Добавим, наконец, что русское оружие славилось и в Визан­тии, и в Западной Европе, и в Средней Азии. Кольчуга появи­лась на Руси на два столетия раньше, чем на Западе (еще в XII в. русские кольчуги ввозились во Францию, где они ценились очень дорого). А о мечах русской работы хорезмийский ученый Аль-Бируни писал в середине XI в., что они украшены «удивительными и редкостными узорами» и превосходят по своим качествам мечи знаменитых восточных оружейников. То, что сохранилось от художественного наследия Киевской Руси, полностью подтверждает такие суждения. Нет, конечно, подобные достижения не могли быть чем-то внезапным. Ни влияниями Византии, ни влияниями армянски­ми, грузинскими, балканскими, иранскими или романскими не объяснить возникновения такого поражающего нас высокого мастерства.

Князь Владимир Святославович, причисленный к лику свя­тых за обращение Руси в христианство, Владимир Красное Сол­нышко наших былин — князь киевский, водивший на подвиги отважных русских богатырей, был личностью весьма примечательной и, очевидно, незаурядным правителем; в пла­не религиозном, он проделал довольно сложную эволюцию при всегдашнем и весьма последовательном стремлении к упроче­нию основ своего государства. Орудием его политики, завер­шившей объединение восточнославянских племен, явилась ре­лигиозная догма, причем утверждение религии он тесно связы­вал с прославляющим ее искусством.

Начав с язычества, этот будущий христианский угодник сперва широко воспользовался обычаем многоженства и про­явил себя ревностным идолопоклонником, совершающим даже человеческие жертвоприношения. Но нам важно другое: он по всей стране воздвигал идолов. В самом Киеве, на холме, «вне двора теремного», он поставил для всенародного поклонения деревянную статую главного княжеского и дружинного бога Перуна с серебряной головой и золотыми усами, что уже сви­детельствует об известной изощренности древнеславянской скульптуры. А затем, приняв христианство, беспощадно сокру­шал этих же идолов и вместо языческих капищ приступил к строительству христианских церквей. Из Херсонеса (Корсуня), взятого им с боя, он вывез образцы византийского искусства — иконы, кресты и церковную утварь — и, что еще примечатель­нее, как бы желая познакомить отечественных мастеров с бла­годатными истоками византийской художественной традиции, две бронзовые античные статуи и квадригу; Владимир поста­вил их в Киеве на самом видном месте, где они и украшали столицу до разорения ее татарами.

Добавим о Владимире, что, согласно былинам и летописям, в княжеских гридницах, больших светлых залах, где князь собирал на «почетные пиры» свою дружину, среди роскоши и вся­ческого дворцового великолепия с золотой посудой, златоко­ваными столами, турьими рогами в чеканной оправе, цветисты­ми коврами и курильницами, расточающими благовоние, царили веселье, богатырская удаль и молодечество. Так, в были­нах Киевской Руси отражались то бьющее из народных недр жизнелюбие, то связанное с недавним язычеством, по-юному радостное мироощущение, которым суждено было наложить свою печать на все древнерусское искусство.

Для своего храмового строительства Владимир выписывает греческих зодчих как наиболее искусных и прославленных во всем христианском мире.

Эти зодчие приносят на Русь вполне сложившуюся систему крестово-купольного храма. Его основа — квадрат, расчленен­ный четырьмя столбами, причем примыкающие к подкуполь­ному пространству прямоугольные ячейки образуют архитек­турный крест. (Такой храм мог быть удлинен с увеличением числа столбов, мог быть и расширен дополнением боковых не­фов.) Это капитальное новшество, которым мы обязаны Визан­тии. Так строится при Владимире древнейший каменный храм на Руси — Десятинная церковь в Киеве (превращенная в раз­валины во время нашествия татар), так строится при Ярославе и София киевская.

И все же тринадцать глав Софии киевской, прекраснейшего и наиболее величественного архитектурного памятника Киев­ской Руси, не находят себе прообраза в Византии, как, впро­чем, и ни в какой другой христианской стране, кроме нашей! Незадолго до того выстроенная дубовая София новгородская, вполне самобытное создание русских плотников (сгоревшая могучее многоглавие — это явление чисто русское, преобра­зившее облик крестово-купольного храма.

Общепризнано, что ступенчатая пирамидальность каменной Софии киевской продолжает традицию древнеславянского зод­чества с его столпообразными срубами, клетями и Златоверхи­ми вышками, общая живописная декоративность которых на­ходила отражение в прихотливой затейливости резных деталей.

И традиция эта уходит своими корнями в глубь веков. «Первые деревянные христианские храмы в Киеве и Новго­роде строились в честь новых богов старыми «древоделями», привыкшими «сограждать» божницы и храмы старых богов.

И тринадцать верхов деревянной Софии, и роспись по дереву ярославова храма — все это — наследие тех грандиозных языче­ских святилищ, которые были щедро украшены резьбой, рос­писью (может быть, по побеленной глине), золотом и костью, в которых варягов-чужеземцев приносили в жертву Перуну, в ко­торых клялись оружием соблюдать договоры с императорами Византии и буйно пировали на обрядовых братчинах, слушая гусельный звон сладкозвучного Баяна» (Б. А. Рыбаков).Греческие зодчие и мозаичисты принесли на Русь замеча­тельное и давно уже отстоявшееся искусство. Но под влиянием местных традиций, отвечая вкусам заказчиков и находясь в постоянном общении с русскими «древоделями» и другими рус­скими мастерами, им помогавшими, они, несомненно, пошли навстречу художественным устремлениям русского народа.

Так, уже в киевскую пору чисто русское самобытное эстети­ческое начало пробивалось в древней художественной системе, рожденной и разработанной под совсем иным небом. А русских помощников у приезжих мастеров было немало, при этом помощников опытных, преуспевших в своем ремесле.

Ведь большинство киевского городского населения состав­ляли ремесленники. Целые улицы и даже кварталы носили на­звания по ремесленным профессиям, которых насчитывалось свыше шестидесяти: Гончарный конец, Кузнецкие ворота, Плотницкий конец и т. д.

...«История Киевского государства, — как справедливо пишет  доктор исторических наук, академик  Б. Д. Греков, — это не история Украины, не история Белоруссии, не история Великороссии. Это история государства, которое дало возможность созреть и вырасти и Украине, и Белоруссии, и Великороссии. В этом положении весь огром­ный смысл данного периода в жизни нашей страны».

Это государство, от которого начинается история нашей страны, с его размахом, высокой культурой и мировым политическим значением, должно было постоянно оборонять­ся от набегов степных кочевников, утверждаться в полити­ческой и церковной независимости перед лицом насторожен­ной и все еще могущественной Византии, укрепляться не толь­ко вовне, но и изнутри вследствие непрекращающихся междоусобиц и растущей угрозы феодального дробления.

Когда Киев еще при Олеге был объявлен «матерью горо­дов русских», Русь уже была сильной и силу свою сознаю­щей державой. Гордость за ее прошлое, опасение за будущее и призыв к целостности Русского государства звучат с исклю­чительной мощью в великом летописном памятнике нашего народа «Повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля». Ведь недаром сказано, что то был светильник, зажженный в честь Русской земли, дабы осветить ее истори­ческий путь.

То же можно сказать и про Софию киевскую, архитектура и живопись которой выражают во всей полноте силу, устрем­ленность и духовный подъем Киевской державы

Дополним уже сказанное об архитектуре киевского храма св. Софии. В XVII и XVIII вв. этот знаменитый собор был на­столько видоизменен всевозможными переделками и при­стройками (в стиле барокко), что сейчас трудно точно представить себе его первоначальный облик. И все же ясно, что своим многоглавием, открытыми галереями, посте­пенным ступенчатым нарастанием, всем своим плавным и в то же время трепетным ритмом киевский храм вносил коррек­тивы в строгую монолитность, категоричность византийского зодчества. Киевская София не возносилась победно над зем­лей, а можно сказать, непринужденно выстраивалась по зем­ле: она была не только величественной, но и живописной, гар­монично разросшейся и вширь, и в длину, и ввысь. Могучая динамичность сочеталась в ней с декоративностью. Храм не был побелен, как ныне, а кирпич, из которого он был весь выло­жен, чередовался с розовой цемянкой, что придавало его стенам радующую глаз нарядность. Вследствие всего этого он общим обликом, внушительным и торжественным, но не замкнутым в своей массе, меньше походил на твердыню, чем константи­нопольская София, и не производил впечатления неразрывно­го целого.

Разные летописи (все они созданы позже времени строительства собора) называют датой закладки собора 1017 или 1037 год. Так, «Повесть временных лет» повествует о закладке в 1037 году сразу нескольких крупных построек — укреплений с Золотыми воротами, Софийского собора, надвратной Благовещенской церкви, монастырей Святого Георгия и Святой Ирины. По убеждению академика Дмитрия Лихачёва, эта «хрестоматийная» запись — вовсе не фиксация факта, а «Похвала» Ярославу, подытоживающая его строительную деятельность за все годы правления и составленная после 1051 года. Более раннее известие, сохранившееся в Новгородской первой летописи, возникшей, по мнению академика Алексея Шахматова, в 1017 году, указывает этот год как дату закладки Софии Киевской. В то же время митрополит Иларион Киевский, современник появления Софии свидетельствует, что в деле её создания Ярослав завершил начинание Владимира Святославича, а немецкий хронист Титмар Мерзебургский  упоминает под 1017/1018 годами уже действующий Софийский монастырь в Киеве как резиденцию Киевского митрополита. 

Такое разноречие источников породило двухсотлетнюю дискуссию о времени постройки Софии Киевской: одни исследователи принимают дату 1017 год за время основания собора, другие, считающие начало правления Ярослава неблагоприятным для его строительства, — 1037 год. По версии историков Надежды Никитенко и В. В. Корниенко, выдвинутой на основании комплексного изучения письменных источников, архитектуры, монументальной живописи и древнейших надписей-граффити собора, он был возведён в 1011—1018 годах, на рубеже правлений Владимира и Ярослава: первый начал, а второй завершил создание Софии. Эта новая датировка, обострившая дискуссию, получила значительный общественный резонанс и стала основанием для празднования 1000-летия Софии. В сентябре 2011 года по решению 35-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО (октябрь 2009) и по указу Президента Украины от 11 июня 2010 года на международном и общегосударственном уровнях отмечено 1000-летие основания Софийского собора.

Image

В 1240 году после взятия Киева Софийский собор был разграблен воинами Батыя. После этого оставался митрополичьей резиденцией до конца XIII века, когда кафедра киевских митрополитов была перенесена во Владимирское княжество. При митрополите Кирилле II  (1242—1280) собор был отремонтирован и упорядочен. В 1385—1390 годах митрополит Киприан вновь восстановил собор, после чего он более трёх с половиной веков находился в запустении. В конце XVI века собор Святой Софии, по пребывал в таком «жалком виде», что богослужения в нём не совершались.

В 1596 году Софийский собор перешёл к Русской униатской церкви. 

В 1633 году Софийский собор отобран у униатов киевским митрополитом Петром Могилой, который отреставрировал собор, расширил и основал при нём мужской монастырь.

В 1697 году большой пожар уничтожил деревянные здания Софийского монастыря. Через два года по указу Петра I началось сооружение новых каменных построек монастыря, сохранившихся до наших дней.

На рубеже XVII—XVIII веков при гетмане Иване Мазепе (1687—1709) и митрополите Варлааме (Ясинском) (1690—1707) был полностью восстановлен и перестроен извне в стиле украинского барокко Работы по обновлению храма продолжались до 1740-х годов, когда при митрополите Рафаиле (Заборовском) он окончательно приобрёл нынешний облик.

Современная колокольня Софийского собора была построена в 1699—1706 годах по заказу гетмана и его сподвижника Варлаама (Ясинского). До сегодняшнего дня сохранился колокол, отлитый в 1705 году, который находится на втором этаже колокольни и носит название «Мазепа» 

В 1934 году был объявлен Государственным архитектурно-историческим заповедником «Софийский музей», в который сначала помимо Софийского собора вошла колокольня, позже — остальные памятники архитектуры XVIII века, сформировавшие архитектурный ансамбль Софийского монастыря: южная въездная башня (начало XVIII века), построенные в 1722—1730 годах трапезная, пекарня и Дом митрополита, наконец, ворота Заборовского (1731—1745), братский корпус (кельи) (середина XVIII века) и бурса (1763—1767).

В соборе были проведены крупные реставрационные работы, открывшие грандиозный целостный ансамбль мозаик и фресок второго десятилетия XI века. В 1987 году международное жюри Гамбургского фонда имени Альфреда Тёпфера присудило собору Европейскую Золотую медаль за сохранение исторических памятников. Включён в список Всемирного наследия в 1990 году.

(источники: Л. Любимов. «Культура Древней Руси» – М. «Просвещение 1974; И.Э. Грабарь «История русского искусства. – М. 1994; Комеч «Древнерусское зодчество». - М. «Наука» 1999; Никитенко Н. Н. Софийский собор: Путеводитель. — Киев, 2001; Раппопорт П. А. Зодчество Древней Руси — Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1996)

Александр Медельцов 

Историк, член Союза писателей Беларуси