Принято считать, что основным источником о крещении Руси является «Повесть временных лет», написанная монахом Киево-Печерской лавры Нестором. Мы представляем древнерусского книжника по известной скульптуре М. Антокольского «Нестор-летописец». Но будем точны. В XII веке на столе не писали. Писали так, как мы часто читаем — держа книгу на коленях. И очень редко брали для этого уже переплетенную книгу, как у Антокольского книгу. Книгу «обряжали» уже потом. А начинали с тетрадей, сложенных вчетверо (напомним, тетра— четыре по-гречески), а для книги очень большого формата — только вдвое прямоугольных листов — пергамена, хорошо выделанной и выскобленной в тонкий лист телячьей кожи — харатьи.
Низенький столик стоял рядом: чернильница, перья, ножичек, который так и назвали: перочинный, им еще выскабливали с харатьи пергамена— не уберег господь — вкравшуюся ошибку или — бес толкнул под локоть—помарку... То, что будет написано, обдумано заранее, сверено с имеющимися текстами — они могут быть под рукою,— обсуждено и уточнено. Чистый лист разграфлен, и, склонясь над ним, Летописец еще и еще раз обдумывает фразу, выверяет на слух и наконец начинает. Неспешно, крупными буквами уставного письма, слитной строкой и не разделяя слов. Пергамен — материал вечный. Сотни лет спустя в наших древлехранилищах листы его светлы, гибки и прочны. Ярки цветные миниатюры, а коричневатые чернила не выцвели.
Труд Нестора дошел до нас в искаженном виде; многое из него было изъято, а кое-что добавлено еще в XII в. Но и в этом неполном виде «Повесть временных лет» представляет огромный интерес. Первым разделом этого труда был рассказ о том, «откуду есть пошла Русская земля и кто в Киеве начапервеекняжити». Обе эти темы не могут не волновать и нас, далеких потомков славян.
Летописец Нестор начинает свой исторический труд о происхождении государства Руси с легенды о построении Киева: в земле «мудрых и смысленных» Полян князь Кий и его два брата — Щек и Хорив построили город на высоком берегу Днепра и назвали его в честь старшего брата Киевом. От этой легенды веет глубокой стариной, теми эпическими временами, когда любили складывать сказания о трех братьях, иногда давая им имена по названиям местностей и урочищ. Древность легенды о Кие, Щеке и Хориве засвидетельствована тем, что задолго до Нестора, еще в VIII в., она оказалась записанной в Армении.
Рассказ начала «Повести» не датирован. «Ни Нестор, ни те, кто трудился над летописями до него, не смогли привязать уже для них очень давние известия к каким-то датам, и повествователь в этой части стремится лишь к последовательности событий, датировка которых невозможна уже потому, что многие события полулегендарны», пишет Г. Прошин.
В летописи сообщается об апостоле Андрее Первозванном, о его путешествии по Руси, об установке креста в Киеве ( об этом мы говорили в предыдущих статьях). Говорится о призвании варягов на Русь, об основании Рюриком древнерусского государства, о первых русских князьях, о походах русских дружин против половцев, печенегов, на Византию. О крещении княгини Ольги, выборе веры князем Владимиром, и самого его крещении.
Мы писали в одной из статей, как в «Повести временных лет» рассказывается о крещении Руси. А теперь хотелось бы дать как бы восстановление летописных событий известным русским историком Г. Прошиным. Он пишет, что все, что происходило в Киеве, было впервые. "Никто не представлял себе, что и как нужно делать. Да и трудно понять, как массу самого разного народа можно было окрестить. Загнать в реку разом? Многие потонут. Загонять группами? А сколько нужно пробыть в воде? В какой это момент язычник станет христианином? Попы-то знают, но они где-то там поют, далеко и непонятно... Несомненно — сумятица. Летописец, конечно, о ней не пишет, но из-за строк текста проглядывает растерянность собравшихся. Кто залез по грудь, кто — по шею, младенцев держат на руках — не держать же их в воде, кто-то там и на месте не стоит, ходит. Нарушает таинство или нет? Неясно. Крестят по греческому обряду в три погружения... Как это все сделалось? Приседали они там, что ли? с головой ли окунались? — понять невозможно. Ясно: происходило что-то путаное, какая-то не очень сообразная история вышла, что Летописец и отметил. Как мог сдержаннее: за строкой можно прочесть.
Нам еще не раз придется ощутить и то, что осталось за летописной строкой, и то, что Летописец дает увидеть нам между строк и даже, отложив древний свод всторону, искать ответа в других источниках русских, византийских, арабских, обращаться к данным археологии, этнографии, наблюдениям литературоведов...
Наконец разрешили вылезать. Все в мокрой одежде. "Разошлись по домам«,— подытожил день Летописец. Но теперь-то князь знал, что в каждой киевской хижине— его «брат во Христе». И в каждой, самой бедной хижине тоже знали, что в палатах крепкого города тоже есть «брат во Христе» — великий князь«.
А академик Б. Рыбаков в своей книге «Первые века русской истории» (М. 1964) вообще указывает, что мы точно не знаем, в каком это было году. Историки всерьез и аргументированно спорят о ней уже более ста лет, но с полной уверенностью и сегодня никто не может сказать, произошло это в 988 или в 989 году, может быть, в 990-м, а может, и позже. Безусловного ответа нет. Летописца дата не заинтересовала. Далее мы увидим почему. Так или иначе, церковь тоже не настаивает особенно на 988 году и не утверждает, что «крещение Руси» произошло именно в этот год. Характерно, что до революции 1917 года в гимназиях, учебник истории указывал две даты: 988 и 989 годы. Впрочем, не только это условно в крещении Руси. «Значит ли оно, что окрестили всех жителей Киева? Наверняка нет. Летопись знает, что были люди, которые продолжали веровать по-прежнему. Это они буквально в канун крещения бежали за уплывавшим Перуном, оплакивали низвергнутую святыню... Но и не в этом дело. Как отличить крещеного от некрещеного? По ритуалу должны были надеть нательный крест. Летопись об этом не сообщает, хотя момент важный. Мы не имеем права дописывать за Летописца его труд и домысливать его, сочиняя „факты“. Но сделать вывод на основании дошедших до нас, часто разрозненных и противоречивых свидетельств, чтобы увидеть то, что осталось за строкою летописи, мы можем. Так вот, похоже, что в Киеве то ли вовсе не давали крестов новым христианам, то ли на всех не хватило». (Г. Прошин. Второе крещение«. М. 1988. С. 13)
Другим наиболее ранним источником о крещении Руси является Лавре́нтьевская ле́топись — одна из древнейших русских летописей. Рукопись хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге. Название летопись получила по имени монаха Лаврентия, указанного как написавшего данную книгу. Рукопись создана в 1377 году. Лаврентьевская летопись оказала влияние и на позднейшие летописи — Троицкую, Новгородско-Софийский свод и др. Лаврентьевская летопись является также одним из ценнейших источников по истории северо-восточной Руси XII века.
Первоначально летописью описывались события Киевской Руси, затем, на протяжении XII века, основной темой летописных статей становится жизнь князя Владимира; в начале XIII века большое внимание уделено Ростовскому княжеству.
В составе летописи — «Повесть временных лет» и последующие летописные статьи, доходящие до 1305 года. Последние, вероятно, были перенесены из Владимирского великокняжеского свода 1305 года, созданного во время правления князя Михаила Ярославича и основанного на своде 1281 года, в 1282–1305 дополненном. Записи, относящиеся к периоду монгольского ига, отражают жестокость татарских завоевателей.
Лаврентьевская летопись во многом повторяет «Повесть временных лет», но есть некоторые дополнения и изменения. Приведем отрывок из нее, что касается князя Владимира и крещения Руси.
6488 (980). И начал княжить Владимир в Киеве один, и поставил кумиры на холме вне двора теремного: Перуна деревянного — главу серебряну, а ус злат, и Хорса-Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь... Владимир посадил Добрыню, дядю своего, в Новгороде. И, придя в Новгород, Добрыня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу <...>. Был же Владимир побежден похотью женскою, и вот какие были у него супруги: Рогнеда, которую посадил на Лыбеди<...>, от нее имел четырех сыновей: Изеслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода, и две дочери; от гречанки имел — Святополка; от чехини — Вышеслава; от другой — Святослава и Мстислава; а от болгарыни -Бориса и Глеба, а наложниц у него было 300 — в Вышгороде, 300 — в Белгороде и 200 на Берестове<...>. И был он ненасытен в блуде, приводил к себе и замужних жен и растлял девиц. Был он такой же женолюбец, как и Соломон, ибо говорят, что у Соломона было 700 жен и 300 наложниц. Мудр он был,а в конце концов погиб. Этот же был невежда, а под конец обрел спасение. В год 6496 (988) пошел Владимир с войском на Корсунь, град греческий. <...> И послал к царям Василию и Константину, и так им передал: «Вот взял ваш город славный; слышал же то, что имеете сестру девою; если не отдадите ее за меня, то сотворю городу вашему (столице) то же, что и этому городу сотворил». Иуслышав это, они (Василий и Константин) опечалились, и послали ему весть, и так ответили: «Не пристало христианам выдавать жен за неверных. Если крестишься, то и ее получишь, и царство небесное примешь, и с нами единоверен будешь». <...> По божьему промыслу в это время разболелся Владимир глазами, и не видел ничего, и скорбел сильно, и не знал, что делать. И послала к нему царица (Анна) и передала: «Если хочешь избавиться от болезни сей, то крестись скорее; иначе не избудешь недуга сего». Услышав, Владимир сказал: «Если воистину исполнится это, то поистине велик будет бог христианский». И повелел крестить себя. Епископ же корсунский с царицыными попами, огласив, крестил Владимира. И когда возложил руку на него, тотчас прозрел он. Владимир же, ощутив свое внезапное исцеление, прославил бога: «Теперь узрел я бога истинного:» <...> После этого Владимир взял царицу и попов -корсунских с мощами святого Климента <...>, взял и сосуды церковные, и иконы на благословение себе. <...> Забрал и двух медных идолов, и четырех медных коней, что и сейчас стоят за церковью св. Богородицы. Корсунъ же отдал грекам как вено за царицу, а сам пришел в Киев. И когда пришел, повелел кумиры опрокинуть — одних изрубить, а других — предать огню. Перуна же повелел привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами. Делалось это не потому, что дерево чувствует, но для поругания беса <:>. Вчера был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные люди <...>. И, притащив, сбросили его в Днепр. И сказал Владимир сопровождающим: «Если он где пристанет, вы отпихивайте его от берега, до тех пор, пока не пройдет пороги, тогда лишь оставьте его». Они так и сделали, как он велел. Как только оставили его за порогами, так принес его ветер на мель, которую потом прозвали Перунья Мель, так она и до сего дня называется. Затем послал Владимир по всему городу сказать: «Если не обратится кто завтра на реке — будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, — противен будет мне».
Есть сведения о крещении русских земель и в Иоакимовской летописи. Некоторые подвергают ее существование, но она была у В.Н. Татищева и он неоднократно использовал ее при написании своей «Истории Российской». Вот ее текст из этой книги, касающийся новгородских событий.
«6499 (991). В Новгороде люди, увидев, что Добрыня идет крестить их, учинили вече и заклялись все не пустить их в город и не дать опровергнуть идолов. И когда он пришел, они, разметав мост великий, вышли с оружием, и какими бы угрозами или ласковыми словами их Добрыня ни увещевал, они и слышать не хотели, и вывели два самострела больших со множеством камней, и поставили их на мосту, как на настоящих своих врагов. Высший же над славянскими жрецами Богомил, который из-за своего красноречия был наречен Соловьем, запрещал людям покоряться. Мы же стояли на торговой стороне, ходили по торжищам и улицам, и учили людей, как могли. Но гибнущим в нечестии слово крестное, которое апостол сказал, явилось безумием и обманом. И так мы пребывали два дня и крестили несколько сот людей. Тоща тысяцкий новгородский Угоняй, ездил повсюду и кричал: «Лучше нам помереть, нежели богов наших дать на поругание.» Народ же оной страны, рассвирипев, дом Добрыни разорил, имение разграбил, жену и родных его избил. Тысяцкий же Владимиров Путята, муж смышленый и храбрый, приготовив ладью и избрав от ростовцев 500 человек, ночью переправился выше города на ту сторону и вошел в город, и никто не остерегся, так как все видевшие их думали, что видят своих воинов. Он же, дойдя до двора Угоняя, его и других первых мужей тотчас послал к Добрыне за реку. Люди же той страны, услышав про это, собрались до 5000, обступили Путяту, и была между ними злая сеча. Некоторые пошли и церковь Преображения Господня разметали и дома христиан стали грабить. А на рассвете подоспел Добрыня с бывшими с ним воинами, и повелел он у берега некоторые дома поджечь, чем люди были весьма устрашены, и побежали они тушить огонь; и тотчас перестали сечь, и тоща первые мужи, придя к Добрыне, стали просить мира. Добрыня же, собрав воинов, запретил грабеж, и тотчас сокрушил идолов, деревянные сжег, а каменные, изломав, низверг в реку; и была нечестивым великая печаль. Мужи и жены, видев это, с воплем великим и слезами просили за них, будто за настоящих богов. Добрыня же, насмехаясь, им говорил: «Что, безумные, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, какую пользу вы от них чаять можете». И послал всюду, объявив, чтоб все шли ко крещению. <...> И пришли многие, а не хотящих креститься воины притаскивали и крестили, мужчин выше моста, а женщин ниже моста. <...> И так крестя, Путята шел к Киеву. Потому люди и поносят новгородцев, мол, их Путята крестил мечем, а Добрыня огнем".
Позднейшие летописи, XIII-XVI веков лишь повторяют то, что содержалось в вышеназванных. Есть некоторые упоминания о крещении Руси и в некоторых иностранных источниках, но они разрозненные и особого интереса не представляют.
Александр Медельцов,
историк, член Союза писателей Беларуси